Увы, слишком ясно, что на фоне пёстрого, цветастого, фейерверком протрещавшего «Ла-Ла Ленда» угрюмый и сдержанный «Первый человек», считай, что провалился. В глазах публики, по крайней мере. На деле же – оказался куда большей удачей – как в плане актёрском, так и в плане творческом. Конечно, общий патриотический ракурс и избитость тематики способны подпортить впечатление. Учитывая в особенности, что от Шазелла ожидали большего – оригинального в смысле. И всё же в рамках узкого жанра, не способного, казалось бы, избавиться от клише, режиссёр проявил себя с наилучшей стороны, продемонстрировав взгляд необычный. Можно сказать – «изнутри», так как большую часть времени герои этого фильма проводят в темноте, тесноте и тряске.
И, удивительно, насколько внешне негероическим и мучительным оказывается это призвание – исследование космоса. Совершить прорыв, сделать шаг в будущее, преодолеть границы неизведанного – всё это лишь громкие слова, не имеющие ничего общего с той работой, которую приходилось выполнять астронавтам. Несовершенная аппаратура, страшные перегрузки, потеря контроля и ощущения реальности, постоянный грохот, шум далёких голосов в ушах – вот и всё, что испытывали эти люди, сидя там в одиночестве. Не говоря уже о немыслимых потерях, случайных и нелепых смертях – тех, что надеялись стать первооткрывателями, кумирами. Прогресс всегда давался жертвами – огромным числом жертв. Но имена их в широком сознании забыты – да и не были по-настоящему важны. Общество возмущалось и не верило, пока не увидело наконец Армстронга, ступившего ногой на поверхность. Этот символический жест навсегда запечатлелся в истории – знавшей, кроме того, и многое другое.


Но непорочное голубоватое сияние, открывающееся поражённому взгляду – та награда, которая, если и не оправдывает, даёт всё-таки утешение, спасительное забвение, погружение в красоту мира, увиденного таким впервые. Оно разлито повсюду в пространстве фильма, но главное – в блеске глаз, устремлённых постоянно ввысь. Они интересуют Шазелла куда больше речей, событий, научных достижений и перспектив. Видеть, как преломляются в них все переживания, все надежды, вся боль, мечты и потери, весь непримиримый конфликт земного и запредельного, который не осознать и не выразить – есть в этом своя отдельная красота и прелесть, делающие «Первого человека» таким пронзительным, пусть и холодным. Но не будь этой сдержанной сухости и неброскости – и вышла бы пафосная агитка, пропагандирующая американские ценности и важность для цивилизации стремиться к прогрессу. Куда интереснее неочевидная трагедия, разворачивающаяся внутри – и выглядящая так неожиданно на фоне всего привычного.